ОТПЛЫТИЕ

Это приключение случилось в 70-х, когда я в очередной раз находился в командировке и жил в поселке, расположенном на берегу Енисея. Раз в неделю снаряжался паром для перевозки людей в город. Да не просто в город, а на базар, где можно не только что-нибудь купить, но и продать, например, из домашней живности.

Вот и стекался рано утром в выходной день к парому народ. Бабы тащили в корзинках гусей и провизию в дорогу. Мужики волокли клетки с курами да утками. Я ничего с собой не тащил и продавать не собирался. Как раз наоборот, мне надо было кое-что в городе купить.

На пароме был деревянный настил, по бокам поручни и скамейки, на которых сразу со своим скарбом расселись женщины, а мужики разместились прямо на досках настила. В то время, как мы занимались размещением себя и живности, к нам подошел катерок-буксировщик. Мужики ловко привязали канат к буксировочному крюку, закрепленному на пароме. Буксир стащил паром с мели, и мы взяли курс на город.

Забыл сказать самое главное. Несколько часов назад вверх по реке прошел лес, сбитый в плоты, который тащил такой же буксир, как наш. Таким образом, мы отправились тем же путем, как бы ему вдогонку.

Плыть нам надо было где-то часа два. Город далеко, да еще против течения. Народ разбился по интересам: женщины судачат о своем, мужики, рассевшись на досках, о своем. Тишина, только гул голосов, урчание мотора буксира, да плеск волн у борта парома.

Вдруг один мужик что-то воскликнул, показав рукой по направлению нашего плавания. Я тоже взглянул в ту сторону и вдалеке увидел какие-то точки на воде. Это были бревна, которые быстро приближались к нашему парому. Как потом стало известно, плоты, состоящие из бревен, развалились, и часть бревен ринулась назад по течению, расходясь во все стороны веером. Наш буксир попытался уклониться от бревен и это ему удалось, но наш паром неповоротлив, широк, поэтому несколько бревен ударили ему в лоб. Путешествие становилось не очень комфортным. Скорость течения плюс скорость парома – удар бревнами был очень сильный. Буксировочный крюк вырвало из парома и, освободившись от каната, паром, идущий полным ходом, на мгновение остановился.

Этого было достаточно, чтобы все повалились друг на дружку и на пол. Гуси выпали из корзин, клетки с курами разлетелись кто куда. Гуси гогочут, куры кудахчут, мужики матерятся, бабы орут: "спасите, тонем, sos". Шум, гам, тарарам! А паром, тем временем, кружась вокруг своей оси и набирая скорость, поплыл вместе с бревнами в обратном направлении. Люди на буксире несколько раз пытались забросить к нам на паром канат, но безуспешно. Вокруг бревна, течение быстрое, а паром крутит и качает на волнах.

Постепенно, видя, что никто особенно не пострадал (синяки и царапины не в счет), никто не упал в воду, живность на месте, народ принялся собирать разбросанные вещи и запихивать гусей обратно в корзины. За время приведения вещей, живности и себя в порядок, мы незаметно для себя миновали место нашего паромного старта. Люди, которые были в это время на берегу и видели наш паром до отплытия, провожали нас изумленными глазами. Мы помахали им ручками и поплыли дальше.

ПИКНИК НА ПАРОМЕ

И тут один мужичок говорит: "А чё, нормально, солнце светит, мухи не кусают, не тонем, плывем себе и плывем. Так и до моря доплывем. А я вообще на море ни разу не был, может еще и искупаюсь! Давай мужики у кого чего есть, отметим это дело". Народ завозился, доставая припасы. Было неизвестно, сколько времени надо будет провести на базаре, может целый день. Поэтому у всех была с собой еда.

Прямо на досках разложили, кто чем богат. А богатство почти у всех было одинаковое и все свое: хлеб, лук, чеснок, молоко, редис, помидоры, огурцы соленые и свежие, вареная картошка и самогон. Лично я от себя добавил пару банок тушенки и пол серого. Правда серый хлеб против каравая своего душистого белого не катит, но уж чем богат!

Расселись вокруг этого "стола" и принялись пировать. Вскоре плохое настроение улетучилось, разговоры стали громче, а через некоторое время и запели. Конечно, "Бродягу". Была бы гармошка и танцы бы устроили. "Да будь, что будет. Паром крепкий, не развалится, куда-нибудь да выплывем! " — с таким настроением мы и плыли вниз по течению с песнями, веселыми разговорами и SOS уже никто не кричал.

СПАСЕНИЕ

В конце концов, плывя уже около часа, мы увидели поселок (не помню названия) городского типа с причалами на берегу, все как полагается. В этом месте река сильно расширялась, и течение ослабевало. Тут бабы опять закричали SOS, но уже по другому поводу.

То ли просто увидели, что наш паром плывет сам по себе без буксира, то ли услышали наш SOS и машущие руки, только от причала отошел катер с двумя мужиками на борту и направился в нашу сторону. Мы быстренько закрепили поданный конец троса, и катер поволок нас к берегу. Путешествие закончилось. На берегу я тепло попрощался со всеми и отправился по своим делам. Назад возвращался один, наняв моторную лодку, так как быстро купил все, что было нужно, а паром назад отправлялся только к вечеру.

Позже, уже написав этот рассказ, я подумал: "Стоит где-нибудь у берега или лежит на берегу наш паром, догнивает".

растворе для обеззараживания военной техники и теперь светился в строю как одинокий белоснежный лебедь.

В караул Курсутдинов ходил как все. Охранять знамя в штабе ему на всякий случай не доверяли, поэтому бдил Курсутдинов около гаражей или дивизионного склада.  

Склад этот был важный. В нем хранились консервы, сухпайки, заспиртованный хлеб, палатки, котелки, полушубки  и прочие предметы, жизненно необходимые в армейской жизни. При складе служил и виртуозно управлял недостачами прапорщик. Недостачи были небольшими, случались с ведома начальства и всегда укладывались в нормы "усушки-утруски". До поры до времени…

На складе обнаружили большую пропажу. И это была не усушка. Продукты  стали пропадать ящиками, а полушубки — десятками. Ночами. При закрытом складе, с подключенной к сигнализации дверью. И даже (!) с нетронутой пластилиновой печатью.   Каждый раз, когда  прапорщик вбегал в штаб с криками "усэ попырыпыздыли усе поуаровалы! ", командир выходил из себя от ярости.

Окна склада были наглухо заколочены, он несколько раз проверялся на предмет подкопов и дыр в крыше. Запирали и открыли исключительно в присутствии дежурного офицера. Безрезультатно — кражи продолжались.

Наконец, высшее командование объявило - тот, кто задержит расхитителя, незамедлительно поедет во внеочередной двухнедельный отпуск домой, в какой бы республике СССР тот не проживал.  

Курсутдинов на посту не спал. Поэтому четко видел, как к складу прокралась темная фигура, аккуратно вытащила забитое досками окно — вместе с петлями и переплетом. И исчезла внутри. Курсутдинов подошел ближе и стал ждать.  

Через некоторое время из окна вывалился ящик, потом второй. За ними вылез расхититель.  

Курсутдинов снял автомат с предохранителя и передернул затвор.

— Ни кипишуй, вот, возьми тушенки, — протянул две банки совершенно неиспугавшийся вор.

Курсутдинов улыбнулся своей странной улыбкой и произнес "стой-стрелять буду".

— Мало? Забери ящик, я еще себе возьму — занервничал расхититель.

Курсутдинов дал очередь в воздух.  

К моменту, когда на шум выстрелов подбежали начальник караула и бодрствующая смена, успело прозвучать три или четыре длинных очереди.   В свете мечущихся фонариков предстала ужасающая картина. На черной земле перед странно улыбающимся  Курсутдиновым была распластана человеческая фигура. Вокруг были разметаны куски розовой плоти…

Что-ж ты с@ка сде… хотел сказать начкар, но тут фигура на снегу зашевелилась, обвела глазами собоавшихся, уставилась на Курсутдинова и спросила — ты м&@ак? На%@й ты тушенку расстрелял?

Только после этого прибежавшие на шум разглядели развороченные очередями ящики.  

Объяснить, почему он выпустил весь рожок в тушенку,   Курсутдинов не смог. И только тупо улыбался матам командира. Командиру же предстояло отчитаться за применение каждого патрона, поэтому вместо отпуска он грозил отправить Курсутдинова на губу. Но замполит (“слово коммуниста — держи”) убедил выполнить данное перед строем обещание. Отпуск боец получил.

Складской прапорщик пошел под суд как соучастник. Именно он сделал хитрую вынимающуюся конструкцию окна.  

В караул Курсутдинова больше не ставили.

на всем что можно было сидеть и лежать в фюзеляже вертолета, а сзади фюзеляжа есть грузовые створки, через которые можно грузить крупногабаритные груза, и на них во время полета нельзя садиться, т. к. они открываются вниз и уходят в бок — сразу летишь к земле (на стоянке правда всего только 1 метр). Бортмеханик отвечающий за пассажиров и груза уже и с матами на них чтоб не лежали на аппарелях, ничто не помогает — а вахта "устала" после борьбы с зеленым змием, и лететь надо.

Благо перелет маленький минут 20 всего-то. Бортмех был уж очень злой на пассажиров и на посадке говорит по СПУ (переговорное устройство пилотов)

"Командир — не убавляй шаг-газ после посадки". Вертолет садится очень мягко, гул от движков такой же как на крейсерской скорости, бортмех выскакивает и открывает снаружи грузовой люк. Из люка как горох, посыпались на бетонную стоянку 4 вахтовика. Я никогда не слышал такого крика и матов. Ребята хватались за что могли, скребли ногтями по дюральке, но все оказались на земле. Долго же они потом гонялись за бортмехаником.